Никчемная жизнь и метания Каретова 
 

 

 

 

1. Почему убежал Каретов

Раскидывал длинные полы сюртука, долго умащиваясь. Вот и сел.

- Я к вам ненадолго.

Был рад, что ненадолго, встал, надеясь, что уйдёт. "Я ненадолго", - и начал говорить, и говорил. Что ничего общего между тем и тем и всё прочее. Каретов сел. Что же ещё делать?

Посудаев не тот человек. Он говорить не любит. Сразу - хлоп, войдёшь - и сразу хлоп - то и то. И ничего сверх.

Жена Каретова, то есть бывшая его жена, тоже другой человек. Она не говорит много и не хлопает, а сразу отвернётся. И вот.

Каретов вспомнил. "Я вам говорю", - сказал тогда Посудаев, стукнув по столу. Потом ещё раз стукнул и сказал: "Я вам говорю." Нет, не так. Вошёл и хлопнул дверью, - Это вы, Каретов? Нет, не так, - Вот и Каретов! Да, так. - Вот и Каретов, - сказал с ухмылко й и положил два пальца на стол, - хе! "Хе" и было. - Небылицы, мол, Каретов. Знаем. А вы-ка расскажите всю правду. - И сел. Каретов ничего не мог сказать. Что он собственно мог? Посудаев ёрзал, ёрзал, ещё раз хлопнул было, а потом спровадил. Он такой. Ему не скажи только - он спровадит.

И что ж, Посудаев так и ничего? Чтобы Посудаев, да ничего? Не бывало этого. У всех поспрашивает, по очереди к себе, поспрашивает - и всё узнает. Такой уж.

А что Каретов? Что Каретову, когда всё про него знают? Посудаев узнал - дальше можно не продолжать. Сверчок пришёл еще - и тырчит, тырчит, остановить нельзя. У Посудаева собирались, говорили. Опять собирались. Опять говорили. И что ж? Что вынесли? А ничего. Опять говорили - и снова ничего. Теперь зовут Каретова. Должен прийти и сам всё рассказать, как он и что. Кто ж пойдёт на это? Завтра, не завтра? Когда ещё? Зачем рассказывать, если Посудаев знает? Опять сначала? Посудаев хочет услышать из первых уст? Что ему от того, что это за "из первых"? Первые уже были. Нет, это невозможно, кто это вынесет? Каретов встал. Сверчок встал. Кончили? Нет ещё. Каретов сел.

Вот если бы вам всё по-человечески, так и так, мол, вот тогда б. Что тогда б? Посудаев поймёт, когда по-человечески, он ведь человек. Кто не ошибается? А кто? Все, и ведь если правду сказать, положа руку, то даже он сам, только вы не говорите. Зачем же говорить, если не говорить? Это к тому, что безгрешных нет, и надо во всём правду и признаться. Была ведь правда и во всём за него признались. Идти и говорить опять? Терпение - главное, надо пойти и - так и так, мол. А там, глядишь, и коллектив попросит. Коллектив попросит. Когда гоняли Колымаева, потолклись у двери и не вошли. Колымаев сам был виноват, неправильно повёл себя и нагрубил. Посудаев грубости не любит, он хотел помочь, а те, что не вошли, входить не собирались, они так пришли. Так и пришли? А как ещё приходить? Не надо передёргивать. Если правильно себя повести, то и Посудаев. Что Посудаев? Смягчится.

Все неправильно себя вели, все перегнули, а кому расхлёбывать, как не ему? Он уже не может, он захлёбывается, ему не расхлебать.

Если не пойти, Посудаев сам приведёт, насильно. Хуже будет. Как насильно? Посудаев может. Пришлёт кого-нибудь - и вот. Как тут не пой ти? Каретов встал. И хорошо. Посудаев будет так доволен. Не надо ничего решать, всё само решится. Кому такое не по нраву? "Садитесь", - скажет Посудаев, улыбнётся, - "Зачем пожаловали?" - и Каретов сядет. Каретов сел - и не идёт. Что ж вы? Он ждёт. Пусть ждёт. Вы не идёте? Почему он должен быть доволен? Тем, что пришли. А если не прийти? Тогда не будет. Так не идёте? Хорошо, я передам. И коллектив. Что? Пусть не просит. Так-так. Он машет пальцем перед носом, туда, сюда, туда. сюда. Каретов не следит за пальцем. Что передать? Ничего. Ему передадут. Сверчок уходит.

Пришли ещё. Мы ненадолго. Пришли, уселись с двух сторон и смотрят. Нам рассказали. Это правда? Что? Что не идёте к Посудаеву? Зачем ходить, он сам придёт. Как это? Так, насильно.

Не оттого ли и жена ушла, что насильно? Придёт, очинит карандаш, посидит. А потом - будете выступать? Не буду. Может, будете? И вдвоём, втроём, сначала - будете выступать? а потом - будете! И насильно. Поговорит, поговорит. Потом - "Работница такая-то за смену." что за смену? Придёт, очинит карандаш, посидит. Не от того жена ушла?

Опять те двое - Может, всё-таки пойдёте? По фамилии уже не говорят, чтоб не раздражать. Он примет, поговорит, мы с двух сторон, вот как сейчас, он тут, мы тут - глядишь, уговорим. А зачем? Может, простит. Коллектив попросим, коллектив придёт, в дверь стукнет, погомонит, - может, послушает. Нет, не пойдём. Подождите. Вот войдём, мы первые, нет, вы первый. Вот войдём, а мы как будто на минуту. Сядем. Коллектив - за дверью, стоит, молчит, готовый. Вы начинайте, мы послушаем, а потом поддержим, его сначала, потом и вас. Коллектив за дверью молчит и слушает. Ещё поговорим, уговаривать станем, а там и коллектив загомонит: "Да чего уж, простим, нет, но как же, ну уж простим."

Нет, извините, лучше без меня. Мы поддержим. Впрочем, можно по-другому. Мы входим, вы - за дверью: так и так, он осознал, раскаялся, может, послушаем? пусть расскажет? Не можем же мы сразу - Мы были у него, он нас прислал, не виноват, мол, и вообще не с ним случилось. Не можем же мы так. Надо по-другому. Никак не надо? Почему никак? Как-то ведь надо, начнём издалека: "Вчера, когда вы были тут, один работник перевыполнил план." Он скажет - Наградить! Тут мы ему: "Мы это сделали, но вот когда бы все работники, тогда. мы горы б." Это лишнее, постой, надо по-другому. "Вчера, когда мы напряжённо, слаженно и честно, но не хватало рук." Нет, не то. Надо так: "Вчера, когда мы напряжённо, чётко, с планом."

- Я не пойду. - Но почему же? Смотрите, хорошо как! Я не пойду! Идите сами. Но без вас не то. Тут надо, чтоб всё было хорошо - бух, так и так, винюсь, мол, и не буду. А если буду? Это мы потом решим. Идёмте, не упрямьтесь. Я не пойду!

Они ушли. Каретов остался один, сидя за столом, по которому маршировали их пальцы, репетируя чёткость и слаженность. Пальцы коллектива.

Заглянули трое.

"Приказано", - гудящим шёпотом начали. "Приказано передать, что если не пойдёте, то доставят." И трое стали при последнем слове по углам. К кому доставить? К Посудаеву? Доставите, а пока что сядьте. Зачем мне ходить куда-нибудь, Посудаев сам придёт.

Посудаев действительно пришёл. Вошёл и хлопнул дверью. У стоявших дрогнули углы лица. И он сказал, выбросив вперёд палец: "Вы, Каретов!"

Нет, было не так. Каретов теперь вспомнил. Он не знал, как тот вошёл, не видел. Дверь открылась, и в комнате вдруг оказался Посудаев. Или, может, дверь совсем не открывалась, а он там стоял? Руки он не вытягивал, но сказал: "Вы, Каретов! Вы заставили меня притащиться сюда. Ну что ж, я притащился. Так в чём же дело? Присаживайтесь, я вас выслушаю." - "Мне нечего добавить." - "Вы ничего пока не говорили." - "Это ничего не значит." - "Нет, это значит!"

Каретов говорил, но говорил совсем не то, чего ждал Посудаев, а то, чего говорить не стоило.

Я, сказал Каретов, я вас не звал сюда. Вчера, когда я был у вас, вы дали мне понять, что я совсем не то, что надо, и что вы одни, только вы можете понять, почувствовать происходящее. Но ведь я, я не секретарша, которая очинит карандаш и скажет и сделает то, что надо.

- В прошлом году, вспомните, - Каретов вытянул руку в сторону Посудаева, чтоб тот вспомнил, - Я ведь не играл в бумаги на виду у всех.

"Кто же играл тогда?"

"Ваш Воропаев."

"Вы больше ничего не можете сказать?" - "Нет, отчего же, я могу. Бумаги были меченые" - "Кто метил их?" - "В этом-то вопрос." - "Отчего ж вы так проехали тогда, Каретов?" - "А как я мог не проиграть?" - "Хорошо, а кому первому пришло стукнуть по голове графином?" - "Ему." - "Неужели он такой. Никогда не думал."

"Нет, отчего же, он держался долго, я бы сказал, что слишком долго." - "Там разве ещё что было?" - "Нет, а мало?" - "Пожалуй. А кому пришло в голову ставить на женщин?" - "Ему." - "Опять ему? Что же вы там делали?" - "Я играл." - "Приятное занятие. И вам в голову ничего не приходило?" - "Приходило. Но это не имеет отношения к делу." - "Всё же. Что?" - "Что вы, наверное, счастливы, имея Воропаева." - "Я с ним не играю." - "Конечно, он бы и не стал." - "Это отчего?" - "Ему неинтересно с вами, вы без фантазии, неинтересный человек, разве можно проиграться с вами?" - "Вы думаете, чтобы проигрывать, нужна фантазия?" - "Безусловно. Вспомните, затеяли вы тяжбу с Минаретовым, и что же? Минаретов, хоть и прав был, а вы выиграли." - "Почему это был Минаретов прав, кто вас сказал?" - "Что это были за строения между вами?" - "Наши." - "Вот, опять, а ведь вопрос был не в том. Минаретов начал придумывать, что да куда, а вы сразу - наши." - "Минаретов разве не говорил, что эти строения его?" - "Говорил, но чтобы потянуть время." - "Вот и был не прав, потому, потому что строения наши." - "Да, но совсем не то имелось в виду, эти строения можно было использовать с умом." - "Какого ума вы ожидали от Минаретова, если он не может отличить своё от чужого?" - "Ну хорошо, эти строения были ваши, а три квартиры, которые вы распределили между, тоже?" - "Их никто не брал." - "Но ведь их не брали, потому что решали, что с ними делать." - "Всё равно бы не решили." - "Вот я и говорю, у вас нет фантазии." - "Фантазий, чтоб выдумывать, у меня действительно нет. А вот вы, с фантазией, проиграли и жену, и чертежи, и вещи, только на это фантазии хватило." - "Не только." - "Что ещё?" - "Я и вас проиграл." - "Меня? Каким образом?" - "Таким же. Вы себе не принадлежите." - "Это чушь! Что вы такое говорите?" - "Вам разве не сказали?" - "Нет, но это невообразимо. Как вы дошли до этого? Это тоже предложил он?" - "Нет, предложил я, но всем понравилось, пришли в восторг, сам Аргусов был доволен." - "Что он сказал?" - "Что очень рад." - "А как же мой престиж? Что будут говорить?" - "Ничего не будут." - "Вы проигрались в пух, вы понимаете, каквы проигрались? Теперь вы в состоянии постичь всю глубину падения?" - "Глубину? Могу, но что он этого? Что это изменяет?" - "Нет, вы не в состоянии. Куда жена! Нет, вы не просто проиграли. Как это было?" - "Аргусов предложил ставить, а ставить было не на что, я предложил на вас." - "Как на меня? Почему?" - "Я сказал, что Посудаев самый главный, всё умеет и всё может, - выигравший выигрывает очень много: путёвки, премии, квартиры, дни. Все согласились. Почему бы нет?" - "Кто выиграл?" - "Я." - "Вы? И что же?" - "Вы пришли, а дальше - зависит от нас с вами." - "Невероятно. Яотказываюсь." - "Не играть вы уже не можете. Вы ведь тоже на меня поставили." - "Я не ставил." - "Кто же тогда водил вашей рукой по бумаге?" - "Никто не водил." - "Видите, значит поздно." - "Теперь не время, теперь я не могу играть." - "Но вы играли. Так что мой черёд быть Посудаевым, а вам." - "Каретов, стойте, все эти комедии с переодеваниями закончились, больше не будет этого. Вы давали слово не играть, не так ли? у меня расписка. Я - Посудаев, и никто другой. Кто вам дал право на такие ставки? В можете поставить только на что-нибудь невинное." - "Если б это было так, никто бы, и Аргусов, не согласился." - "Вы не выйдете отсюда. Вы здесь останетесь. Я вас не выпущу, пока публично, я говорю - публично, в не откажетесь от своей затеи. Публично вы меня уже назвали идиотом, теперь публично откажетесь, этого достаточно." - "Но ведь вы не сможете вернуть проигранное." - "Кто же пойдёт на это? Я с вами не играл, слышите, я не играл, запомните." - "Увы." - "Так, так, держите", - и стоящие в углах, - "держите."

Вот почему убежал Каретов, хотя убегать ему совсем не хотелось. Он выпрыгнул в окно. Окно было открыто, и Посудаев не успел его опередить. 
  
(Продолжение в приложенном файле.)