В подворотне было много мух. Мух били дверью, входя и выходя, но количество их не уменьшалось. Дверью прибили однажды и крысу - здоровенного пасюка с обломанными усами и с одним необыкновенно пышным, нафикстуаренным бакенбардом. В подворотне стоял ящик с отбросами, и мухи плодились в нем с невероятной быстротой.

Окна, выходившие во двор, были закопчены, подслеповаты и глядели на свет одним глазом, который косил и, казалось, больше видел то, что внутри, чем снаружи. В каждом висело по занавеске, глухой, насквозь провяленной коричневым, неизвестно откуда идущим светом. В одном, слезящемся, черном, торчал великанский фигус, похожий на баобаб, - раскидистый, разбредающийся по сторонам, цепляющий край жухлого, провисающего с крыш неба.

Окно это не открывалось, не проветривалось; только изредка можно было видеть, если присмотреться, где-нибудь под листом притаившиеся глаза, зеленые от фигуса. Жило там кургузое, растекающейся книзу создание с выцветшими усами и полной грудью. Седоватый клок кокетливо прятался в листьях, когда желтый палец с проржавленным ногтем медленно, как бы нехотя, оттягивал полу тюлевой гардины.

Наверху, на крышах, иглами щерились крученые антенны; каждая, размахивая палкой в тонкой руке, била ею в барабан низкой тучи. Между антеннами, под грохот, бродили давно оглохшие ото всего коты, и физиономии их, ощетиненные усами, словно повторяли истыканную антеннами крышу.

(Продолжение в приложенном файле)